2006
Почему фундаменталисты считают 2012 год самым лучшим?
Рождественский номер издания Spectator вышел со статьей под названием “Почему 2012 год был лучшим за всю историю”? Она отрицала то, что мы живем “в опасном, жестоком мире, где все плохо и становится еще хуже”.
Вот цитата из первого параграфа: “На первый взгляд так не кажется, но 2012 год был лучшим за всю историю. Предложение кажется странным. Никогда не было меньше голода, болезней и больше процветания.
Запад остается в упадке, но большинство развивающихся стран движутся вперед, и люди лишаются бедности самыми быстрыми темпами за всю историю. Смертность от войн и природных катастроф на рекордно низком уровне. Мы живем в золотой век”.
Похожая идея постоянно звучит в ряде бестселлеров, начиная с “Оптимиста” Мэтта Ридли, заканчивая “Лучшими ангелами нашей сущности” от Стивена Пинкера.
Есть и более приземленная версия, которую мы слышим из СМИ. Особенно с экранов неевропейских стран. Кризис? Кризис?
Посмотрите на так называемые страны БРИК: Бразилию, Россию, Индию и Китай, или Польшу, Южную Корею, Сингапур, Перу, даже некоторые африканские государства. Все они прогрессируют.
Лузерами является западная Европа и в определенной степени США. Поэтому речь идет не о мировом кризисе, а лишь о смещении прогресса с запада.
Потенциальным символом этого смещения является тот факт, что в последнее время много людей эмигрирует из страны глубокого кризиса Португалии в Мозамбик и Анголу, которые являются их недавними колониями. Но теперь они не колонизаторы, а эмигранты.
Даже с точки зрения прав человека: разве ситуация в Китае и России сейчас не лучше, чем 50 лет назад?
Описывая нынешний кризис как глобальный феномен – это типично евроцентристский взгляд, идущий от левых, которые часто гордятся своими антиевроцентристскими убеждениями. А по сути, “наш глобальный кризис” – не более, чем локальная вспышка на фоне общего прогресса.
Но давайте придержим нашу радость. Надо ответить на вопрос: Европа одна такая в этом состоянии упадка? И что замещает эту гегемонию?
Ответ – “капитализм с азиатскими ценностями”. И это не имеет ничего общего с азиатами, а связано с четкой тенденцией современного капитализма ограничивать и даже ущемлять демократию.
Такая тенденция противоречит прогрессу человечества, который так приветствуется. Это ее имманентное свойство.
Все радикальные мыслители, от Маркса до интеллигентных консерваторов, занимались этим вопросом: какова цена прогресса?
Маркс увлекался капитализмом из-за неслыханной возможности производительности, но он настаивал на том, что есть и другая сторона медали.
Мы должны делать это именно сегодня – постоянно держать в поле зрения темную сторону глобального капитализма, которая влечет революции.
Люди начинают оказывать сопротивление не тогда, когда все совсем плохо, но когда их ожидания не оправдываются.
Французская революция произошла, когда король и знать начали терять свою власть. Антикоммунистическое восстание в 1956 году вспыхнуло в Венгрии после того, как Имре Надь уже два года был премьер-министром после относительно мирных переговоров интеллектуалов.
В Египте люди выступили в 2011 году, потому что при Мубараке произошел определенный экономический прогресс, который дал толчок классу образованных молодых людей, которые стали частью всемирной цифровой культуры.
И именно поэтому паникуют китайские коммунисты. Потому что, в целом, люди стали жить лучше, чем 40 лет назад. Поэтому социальное противостояние усиливается в ожидании роста.
Это проблема развития и прогресса – они никогда не равны, они дают путь новым нестабильности и антагонизму, они генерируют новые ожидания, которые нельзя выполнить.
В Египте, как раз накануне Арабской весны, большинство жило лучше, чем раньше. Но стандарты, которыми они измеряли свое недовольство, значительно выросли.
Чтобы не потерять связь между прогрессом и нестабильностью, надо всегда концентрироваться на том, какое ограничение приносит с собой новый социальный проект.
Существует апокрифическая история об экономисте Джоне Гэлбрейте, который придерживался левых кейнсианских взглядов. К своей поездке в СССР в конце 1950-х годов он написал своему антикоммунистическому другу Сидни Хуку: “Не волнуйся! Меня не соблазнят в СССР, и я вернусь, заявляя, что у них социализм”.
Хук ответил коротко: “Это меня и волнует. Ты вернешься, заявляя, что там нет социалистов”.
Хук опасался того, что Гэлбрейт будет отстаивать чистоту срока. Если что-то идет не так, и не удается построить социалистическое государство, это не отрицает саму идею социализма, это просто говорит о том, что ее не удалось должным образом реализовать. Или наши современные фундаменталисты не грешат тем же?
Когда во время недавних телевизионных дебатов во Франции французский философ и экономист Гай Сорман заявил о том, что демократия и капитализм всегда идут вместе, возник очевидный вопрос: “А как насчет Китая”?
Он огрызнулся в ответ: “У Китая нет капитализма”! Для фанатично прокапиталистического Сормана, если страна недемократическая, она не по-настоящему капиталистическая. Так же, как и для истинного демократического коммуниста, сталинизм был неправильной формой коммунизма.
Именно так сейчас апологеты рынка в краденых идеологических концепциях объясняют кризис 2008 года. Не провал свободного рынка его вызвал, но чрезмерное государственное регулирование. И факт того, что наша рыночная экономика была не настоящей, а существовала ради общегосударственного благополучия.
Если мы не перестанем думать о провале рыночного капитализма как о случайной неудаче, мы закончим верой в наивный “прогресивизм”, который видит решение всех проблем в “аутентичном” и чистом применении понятий, и таким образом, пытается потушить пожар, поливая его маслом.
По материалам: Реальна економіка
Поделиться новостью
