Мифы о количественном смягчении — Finance.ua
0 800 307 555
0 800 307 555

Мифы о количественном смягчении

Мир
902
ЕЦБ ожидаемо присоединился к самому грандиозному эксперименту в истории центробанков. Масса крупнейших мировых монетарных регуляторов сделали это еще раньше, и схема их действий хорошо обкатана. Вначале центробанки снижают учетную ставку до пугающего нулевого порога. Затем, когда в борьбе с рецессией у центробанков иссякают традиционные инструменты, они прибегают к нестандартному – количественному смягчению (Quantitative easing – QE).
Теоретическая подоплека программы проста: когда снижать стоимость кредитов дальше уже некуда, центробанки начинают наращивать их количество. Подразумевается, что этот переход от стоимости к количеству – не что иное, как еще одна форма смягчения монетарной политики. А стало быть, даже при нулевых номинальных ставках в арсенале у центробанков остаются инструменты экономического стимулирования. Но насколько они помогут решить нынешние проблемы?
Для ЕЦБ и Банка Японии, столкнувшихся с серьезными рисками падения экономики и общего уровня цен, этот вопрос отнюдь не праздный. Соединенным Штатам, где еще предстоит оценить итоговые последствия QE, тоже важно получить на него ответ.
Влияние количественного смягчения зависит от трех «t» монетарной политики: денежной трансмиссии (каналов влияния на реальный сектор – англ. transmission), корреляции (чувствительности экономики к действиям регулятора – англ. traction) и последовательности политики (надежности обещаний центробанка достичь определенных целей, например, полной занятости или стабильности цен – англ. time consistency). Ожидания рынков относительно QE оптимистичны, а ФРС его итогами откровенно бахвалится. Но, исходя из анализа на основе трех «t», ЕЦБ не следует торопиться с началом программы.
В плане денежной трансмиссии ФРС сосредоточилась на так называемом «эффекте богатства». С конца 2008 года на реализацию программы ушло $3,6 трлн. Эта сумма намного превысила рост номинального ВВП ($2,5 трлн) за время действия QE. Прежде всего выделение этих средств оживило фондовые рынки. Например, индекс S&P500 вырос более чем втрое по сравнению с мартом кризисного 2009-го, когда он достиг дна. Предполагалось, что повышение доходности инвестиционных портфелей приведет к увеличению объемов потребления благодаря росту благосостояния потребителей. Проводя собственную программу количественного и качественного смягчения (quantitative and qualitative easing – QQE), Банк Японии исходил из тех же предпосылок.
Европейскому центробанку достичь эффекта богатства будет сложнее. Главным образом потому, что доля акционерного капитала, принадлежащего физлицам в Европе (прямо или через пенсионные фонды), куда ниже, чем в США или Японии. В ЕС монетарная трансмиссия реализуется, по-видимому, через банки и валютный курс. Например, дешевеющий евро стимулирует экспорт: за последний год его стоимость по отношению к доллару упала примерно на 15%.
Самая большая загвоздка QE кроется в корреляции. Наглядное тому подтверждение – США, где большинство планов посткризисного восстановления провалились из-за скромных объемов потребления. Когда лопнули пузыри на рынках недвижимости и кредитования, баланс американских домохозяйств ушел в минус. А от чрезмерной долговой нагрузки и нехватки сбережений «эффект богатства» почти не спасает. Действительно, с начала 2008-го годовой объем реального потребления в США рос в среднем всего на 1,3%. Сейчас восстановление экономики США выражается в ежегодных темпах роста реального ВВП на уровне 2,3% – на два п.п. меньше усредненных показателей предыдущих деловых циклов. Если исходить из этих данных, сложно объяснить, почему количественному смягчению поют хвалебные оды.
В отношении корреляции крупномасштабная японская кампания QQE столкнулась со схожими проблемами. Банк Японии нарастил баланс активов почти до 60% ВВП (это вдвое больше, чем у ФРС). Сегодня японский регулятор вынужден признать, что от его программы борьбы с дефляцией все меньше проку. Страна вновь скатилась в рецессию, и недавно Банк Японии снизил целевой показатель инфляции с 1,7% до 1%.
Наконец, количественное смягчение разочаровывает и в отношении последовательности политики. ФРС долго оценивала свою стратегию нормализации экономики после сворачивания QE, исходя из массы макроэкономических показателей и данных об инфляционных рисках. Сейчас же сигналы монетарного регулятора финансовым рынкам пестрят расплывчатыми прилагательными. Например, раньше ФРС заявляла, что будет удерживать низкую учетную ставку в течение «длительного» времени. Теперь регулятор говорит, что будет «терпеливым» в плане ее повышения.
Но самый сильный удар по QE нанес нацбанк Швейцарии (SNB). В 2011 году регулятор привязал швейцарский франк к более слабому евро и включал печатный станок всякий раз, когда национальная валюта дорожала. Еще месяц назад банк подтверждал, что привязка франка к евро никуда не исчезнет. А уже 15 января дал понять, что ее отменяет. Швейцарский центробанк, некогда являвший собой образец дисциплины, просто махнул рукой на обещания быть последовательным в своих действиях. Активы SNB – это 90% ВВП Швейцарии. Разворот его политики на 180 градусов не только вызывает серьезные вопросы относительно границ количественного смягчения и его последствий. Это еще и напоминание о том, какова цена обещаниям на манер «спасти евро во что бы то ни стало», которые давал руководитель ЕЦБ Марио Драги.
В эпоху количественного смягчения у центробанков не осталось даже намека на дисциплину и стремление вести последовательную политику. Драги пытается держать слово, данное два с половиной года назад. Но и у его постоянства может быть предел. То же можно сказать о сходных обещаниях ФРС и Банке Японии. Дело выглядит так, будто центробанки, подобно леммингам на краю пропасти, зациклились на отрицании стоящих перед ними рисков.
Стивен Роуч, профессор Йельского университета
По материалам:
Forbes.ua
Если Вы заметили ошибку, выделите необходимый текст и нажмите Ctrl+Enter , чтобы сообщить нам об этом.

Поделиться новостью

Подпишитесь на нас